С Лешкой Кочневым случилась незадача - он влюбился. И не просто влюбился. А втюрился полностью – по уши, безоглядно и на всю оставшуюся жизнь. Вел он себя поэтому поводу просто не адекватно: пел, свистел, пританцовывал, сыпал шутками, всем раздаривал комплименты, улыбки и светился как начищенный медный таз. Одним словом двинулся парень по любовной линии, и понесло. Стихи начал писать. Представляете, студент сельскохозяйственной академии и туда же, к рифмоплетству. Правда кафедра у него - сады и городские парки. Может, это как-то повлияло на его буйную фантазию и словом вырвалось наружу. Сейчас, что-то определенно сказать об этом уже нельзя. Да и не надо.

Возлюбленная его – Тамарка Шустова, училась в соседнем коммунальном техникуме на бухгалтера. Видел я ее, ничего особенного: рыжая, конопатая, нос курносый. А что худющая, на лице - одни глаза. Глаза, правда, врать не буду - красивые бирюзовые. И все, больше зацепиться даже не за что, даже при всем нашем желании. Если она нашего Лешку одними глазами взяла, беда – пропадет парень ни за что.

Леха живет со мной в одной комнате институтской общаги, и я каждую ночь вот уже два месяца наблюдаю, как он сочиняет поэмы. И все это вместо того, чтобы мирно спать или, в крайнем случае, штудировать лекции по сельскому хозяйству. Напишет поэму и тащит утром к техникуму. Встанет на ступеньках, тоже мне «рыцарь без страха и упрека», и ждет свою Дульцинею-коммунальщицу. А она как появится, идет - не смотрит, нос к верху и даже не улыбнется в его сторону. Не здрасьте, тебе ни до свидания, стишки из Лешкиной руки возьмет и дальше пошла. А он, балбес, стоит на ступеньках от счастья млеет, готов до небес скакать, что Томка снизошла до него: сочинения его почитывает. Мне как другу обидно за Леху, какая-то пигалица измывается над человеком, будто он статуя, какая.

Но как говорится, Бог все видит. Заболел Лешка ангиной и слег с температурой под 40 0C. Доктор ему постельный режим назначил. Он по привычки порывался стихи своей даме сердца писать, да сил у него видать не хватило. А через неделю Томка сама к нам в комнату пришла.

- Чего, - спрашиваю - надо?

А она мне так, свысока:

- За стихами, а то, давно от вас ни чего не было.

Я ей в ответ:

- Пишут еще.

И хотел дверь перед ее носом закрыть, да только Леха не дал, велел впустить. Теперь она у нас каждый день, как часовой на посту - с трех до восьми Алексея Кочнева охраняет как народное достояние. Говорит, что он у нас огромный талантище. Не Пушкин, конечно, но что-то рядом. Не знаю, я в поэзии не волоку, но лично мне от его стихов, которые он каждый вечер Томке читает, спать хочется. А она молодец! Сидит, слушает и млеет. Одним словом – поэзия.