Мужчины... Люди, которые неустанно считают себя сильным полом, невзирая на то, что часто падают от слабости.

Однажды его сестра сидела, забившись в уголок своей кровати, и плакала. С горечью в сердце он наблюдал за тем, как к ней подошёл отец, чтобы узнать об источнике её слёз. Их разговор продолжался не один час, но в его памяти отпечаталась всего одна особенная фраза, произнесённая отцом. Минуло уже десять лет, но почти каждое утро он вспоминает эти слова, и они придают ему сил.

Нежно погладив дочь по голове, отец сказал: «Милая, тебе встретится большой человек, и твои глаза будут наполнены лишь слезами счастья…» С тех пор он не раз задавал себе вопрос, существует ли абсолютный рецепт того, как стать большим человеком, не разменивающимся на мелочи.

Увы, только с годами мы начинаем понимать, что если бы все мужчины вели борьбу за привилегию быть великодушными и сильными духом, за большое сердце в своей груди… мир бы изменился к лучшему!

Он осознал, что большим человеком является не тот, кто имеет возможность купить всё желаемое, вплоть до любви и уважения окружающих.

Отец внушал его сестре: «Не связывайся с тем, кто говорит только о себе, хвастаясь собственными заслугами. От такого человека не приходится ждать внимания и заботы. Не впускай в свою жизнь того, кто осуждает тебя, замечает твои недостатки и настаивает на том, что ты должна измениться. Нужен ли тебе муж, который, не изменись ты по его велению, через неделю уйдёт к брюнетке? Или к блондинке, но с глазами другого цвета. Или к рыжеволосой, но с более стройным телом. Зачем тебе нужен самец, не замечающий твоей внутренней красоты?»

Сколько раз он позволял беглому взгляду не принимать в расчёт тех, кто был ему по-настоящему верен, и в отношениях с ним не прибегал к лицемерию. Ценой немалых усилий он осознал, что быть большим человеком – это не значит взобраться на Олимп общества, имея кучу денег, домов и машин. Большой человек – это не красавчик, постоянно окружённый женщинами. Истинный мужчина чист душой, не маскирует своих чувств, не прячется за слабостями и не уходит в тень. Такой мужчина готов распахнуть своё сердце, не дезертируя от реальной жизни, он воздаёт должное нравственным качествам и внутреннему богатству женщины. Большой человек без колебаний движется вперёд, глаза его не бегают из стороны в сторону, он не лжёт и не стыдится плакать от боли.

Замужество его сестры принесло ей благоденствие. Муж её – большой человек, не отличался ни положением в обществе, ни головокружительной карьерой, ни особым финансовым преуспеванием. Этот мужчина просто-напросто никогда не вынуждал её плакать. С ним она радовалась всему, чего они вместе достигли, улыбалась воспоминаниям и наполнившим их жизнь сыну и дочери. Сей большой человек настолько сильно любил его сестру, что целовал её руки намного чаще, чем губы. Он любил её, прежде всего, за то, что она есть, за то, что смог оценить истину, гласящую, что за каждым настоящим мужчиной стоит прекрасная женщина.

Шел предпоследний день уходящего в прошлое года... Когда машина остановилась у подъезда того многоэтажного дома, где жил Каневский, Анна протянула руку для прощания, но вместо дружеского рукопожатия Каневский поднес ее к губам и нежно поцеловал. Встретившись взглядом с глазами молодой женщины, он, не выпуская руки, произнес:

— Может быть, вы зайдете ко мне в студию? Мне бы очень хотелось показать вам новую картину. Помните, я вам о ней говорил?

Анна нетерпеливо перебила его:

— Ведь вы же сами говорите, что картина почти готова. Значит, я скоро ее увижу на выставке. — Молодая женщина улыбалась, но во взгляде сквозило странное беспокойство.

— Вы боитесь?

— Нет! Просто во мне слишком много терпения и недостаточно любопытства. — Анна подняла голову и взглянула в упор на Каневского. Из-под меховой шапки на нее смотрели с тайным обожанием и легкой насмешкой бездонные и явно грешные глаза красивого мужчины. Он пожал плечами:

— Излишек терпения и недостаток любопытства. Я не завидую свойствам души. А ведь вся трагедия вашей молодой жизни заключается именно в этом. И если вы не переделаете себя, ваша жизнь так и останется пустой, скучной никому нужной, никогда. Вы никогда не будете счастливы... Анна улыбнулась:

— Я никогда не говорила вам, что несчастна.

— Совершенно верно. Ведь несчастье, как и счастье, удел тех, кто нетерпелив и любопытен. Но жить вне радостей и вне мук — значит духовно умереть.

— Вы мне рассказали много интересного. А теперь до свидания, мне пора. Завтра Новый год, а мне еще многое надо купить и сделать. Желаю вам в следующем году быть менее строгим к окружающим.

— А вам, Анна я от души желаю стать более любопытной и менее терпеливой.

В этот момент под испытующим взглядом черных глаз Анна почувствовала, как проснулось и забило тревогу до сих пор спокойное, пустое сердце.

— А где вы встречаете Новый год? С компанией?

— Нет. Как это ни странно, но Новый год я встречаю в одиночестве. Мне нравится ночное уединение хотя бы раз в году. Сижу, пью вино и подвожу итоги. И так из года в год.

— Однако я с вами совершенно заболталась. Мне пора. До свидания.

Каневский снова поцеловал ее руку. Анна не замечала ничего вокруг. Ее машина медленно двигалась в потоке. На светофоре она остановилась и машинально повернула голову. На тротуаре стояла пара. Оба были молоды и казались бесконечно счастливыми. Анна резко отвернулась — вид этих молодых людей был невыносим. Она поспешила домой. Анна лежала в постели в ожидании сна. Размышляла: — Каневский сейчас сидит совсем один. Родион — какое у него красивое имя. Необычное. Да и сам он не такой, как другие. А глаза... Господи, научи меня уйти от зова этих прекрасных и грешных глаз! Завтра я буду у тети, и меня будут окружать давно знакомые, но совершенно чужие люди. И мне будет так одиноко в этом кругу немолодых родственников. Внезапно чувство ненужности и безысходной жалости к самой себе охватило ее. Из глаз хлынули слезы... Вспомнился муж: подозрительный, хитрый, болезненный человек... Минуту спустя она провалилась в сон.

Вечером следующего дня Анна стояла перед зеркалом в элегантном черном платье.

— Нет, это не для тети! Один лишь Родион сможет понять и оценить все это! — Вдруг лицо Анны осветилось загадочной улыбкой. Смелая мысль, таившаяся до этой минуты в недрах ее души, внезапно завладела сознанием.

Анна стремительно шла по улице, впервые за последние месяцы чувствуя себя молодой и красивой, вольной и беспечной. Все ее существо переполняло ожидание чего-то большого и радостного. — Я люблю его и хочу быть с ним. Сегодня я буду с ним, а там — будь, что будет. Поднимаясь в лифте на седьмой этаж, она вдруг почувствовала, что недавнее мужество покинуло ее, на лбу выступили капельки холодного пота. Дверь Каневского, на удивление, была приоткрыта. Анна стояла, не решаясь войти. Наконец сделала первый шаг, еще один... Прошла по коридору по направлению к полоске света, пробивающейся из-под дальней двери. Распахнула дверь.

В большой, уютно обставленной комнате горел приглушенный свет, посредине стоял большой красный диван. Родион сидел на ковре. Его лицо сияло. Он повернул голову, побледнел, и смутился. Хотел что-то сказать, но в эту минуту послышался шум и Анна услышала слова, произнесенные капризным женским голосом: — Ну куда же ты ушел, Родион? Мне нравится, когда ты сидишь у моих ног! Тоненькая девушка лет девятнадцати поднялась с дивана и шагнула к нему, изящно поправляя юбку. Опомнилась Анна только минут через двадцать, когда очутилась за столом у тети.

Разливали шампанское, произносили тосты, желали друг другу счастья... Выпив шампанское, Анна улыбнулась. Теперь она точно знала — счастье рядом, совсем рядом, и ей даже удалось ухватить его за хвост.

Они познакомились в остром отделении клиники для душевнобольных. Один из них был полицейским детективом, служившим в отделе специальных расследований. Звали его Брайаном, и за годы своей работы он увидел и услышал столько человеческой грязи, боли и насилия, что сердце его, сначала судорожно сжимавшееся при виде очередного трупа, постепенно очерствело и покрылось корочкой цинизма.

Другой был священником, но не таким, каким привыкли видеть служителя церкви жители любой страны и любой национальности. Родители назвали его Питером, он был завсегдатаем бара на соседней улице и довольно много курил. От других посетителей питейного заведения он почти ничем не отличался – тёмная кожаная куртка, слегка потёртые джинсы и чёрные волосы до плеч. Но глаза Питера… Они были другими, и дело было не в их цвете или разрезе. Заглянув ему в глаза, можно было интуитивно почувствовать, что они видели нечто такое, о чём простому обывателю лучше никогда не иметь представления. Питер занимался изгнанием бесов.

Оба пришли к одной пациентке – молодой женщине, которая, придя со своим двухгодовалым ребёнком в зоопарк, перебросила малыша в загон со львами. Брайана, естественно, интересовала криминальная подоплека этого дикого поступка. Питер же, проанализировав подобные случаи, происходившие раньше, был почти уверен, что женщиной руководили демонические силы.

Начав свой разговор возле приёмной главврача перед посещением больной, они продолжили его при выходе из больницы и, сами того не заметив, очутились за одним столиком кафе. Выпив по рюмке виски, и на время позабыв о несчастной пациентке, мужчины стали изливать друг другу душу. Напряжённо потерев переносицу, Брайан начал первым.

- Смотрю на тебя, Питер, и всё хочу спросить, почему ты стал священником?

- По молодости я сильно присел на наркотики, очень сильно. Однажды утром я очнулся абсолютно голым в каком-то парке, лежащим в собственной моче. В руке у меня торчала грязная игла, рядом валялся шприц. Выбор у меня был простой – жизнь или смерть. Я выбрал Господа. Записался в общество анонимных наркоманов, и по прошествии времени стал священником.

Детектив, слегка улыбаясь, наблюдал за стаканом виски в руке Питера и дымящейся в пепельнице сигаретой.

- Ты перестал быть «торчком», но продолжаешь пить и курить?

- Да, Брайан, я не «торчу», но пить не бросил. Это моё подспорье. Согласен, это сведёт меня в могилу, но не сразу, в отличие от героина. Ну а как насчёт тебя? Когда ты успел «перерасти» Бога?

Улыбка слетела с лица Брайана.

- Это было в тринадцать лет. Один продавец амфетамина ночью вломился к нам в дом. Он уже был в маминой комнате, и его остановил совсем не Господь, а я – подвернувшейся под руку бейсбольной битой. Знаешь, Питер, в эту минуту и каждый день кого-то истязают, грабят, насилуют и убивают. Интересно, где в это время находится Бог?

- Думаю, что в сердцах людей, которые ведут с этим борьбу. Знаешь, о проблеме зла можно рассуждать бесконечно. А как быть с добром? Если Бога не существует, если жизнь – это лишь выживание более сильных, почему тогда ребята из пожарной команды готовы отдать свои жизни ради спасения чужих им людей? Расскажу тебе одну историю. В самом начале моего служения ко мне пришла молоденькая мать-одиночка, недавно бросившая наркотики. Она выросла в Парагвае, в католической семье, и всерьёз думала, что в её доме на окраине Бронкса поселилась нечистая сила. Я принял решение совершить обряд очищения жилища, но не потому, что поверил её россказням, просто мне хотелось, чтобы она успокоилась. Случившееся тогда навсегда изменило меня и подтолкнуло к мысли стать тем, кто я есть. Теперь то я верю, что в доме Марии обитал злой дух, потому что я наблюдал за тем, как он пытался овладеть её дочерью. У меня есть с собой запись, на которой ты услышишь три голоса: один голос – Марии, другой принадлежит мне, а третий исходит из уст шестилетней девочки.

Приложив к ушам наушники, Брайан стал внимательно слушать. Глаза его, сначала чуть насмешливые, понемногу становились шире. Он без особого труда различал голос Питера, даже когда тот выкрикивал молитвы на незнакомом наречии. Второй голос был явно женским, хоть и звучал он почти постоянно на истерической ноте. Но третий… Это была жуткая смесь рычания, визга и невнятного бормотания, сменяющиеся басовитым хохотом. Дослушав запись, детектив тщательно растёр уши и уставился на священника, ожидая продолжения рассказа.

- Бес всё же отступил, упустив девчушку. Именно тогда я вплотную занялся изучением демонологии. В любой религии с тех пор, когда, по мнению Дарвина, люди спрыгнули с деревьев, существует обряд изгнания демонов. Львиная доля случаев является выдумками, но процентов двадцать – правда. Помимо чудовищной силы у большинства одержимых появлялся чужой голос и способности ясновидения. То есть они знали то, чего знать просто не могли.

Питер замолчал, испытующе взглянув на Брайана.

- Послушай, коп, я, надеюсь, не одержим, но чувствую, что тебя что-то гложет. Мне очень хочется тебе помочь, но прежде ты должен повиниться перед Богом.

- Что ты имеешь в виду? Мне нужно прийти в церковь на исповедь?

- Это не обязательно. Можем начать прямо здесь. Считай это чисткой совести, терапией, исповедью – чем угодно. Ты сталкиваешься с духовным злом, а его голыми руками не возьмёшь. Любым своим грехам необходимо взглянуть в лицо, потому что придёт время, и их повернут против тебя. В этом я могу ручаться.

- Питер, я не могу так сразу.

- Хорошо, вернёмся на секунду к прослушанной тобой записи. Помнишь имя женщины, голос которой ты слышал?

- Теперь даже если захочу – не забуду!

- Через несколько лет я пришёл навестить Марию, чтобы освежить в своей памяти мысль о том, что схватка с истинным злом способна пробудить его и во мне.

- Питер, что ты имеешь в виду?

- После обряда изгнания бесов не прошло и двух лет, как мы оба снова сели на иглу.

- Ты шутишь!

- Нет. Это происходило раз по десять в неделю, целыми месяцами. Ни боли, ни печали, ни волнений – сплошное блаженство. А в интервалах мы занимались сексом, пока она не забеременела. Несмотря на мои уговоры, Мария всё же сделала аборт.

- Ничего себе! Да ты вовсе не святой, как я посмотрю.

- Брайан, и ты поёшь ту же песню. Когда чувство вины стало непереносимым, я раскаялся, и, само собой, ожидал анафемы и лишения сана. И знаешь, что мне сказал епископ? Он сказал, что святой – это не образец нравственности и морали, а тот, кто дарит жизнь. Потом он добавил, что если я повторю нечто подобное, то второго шанса у меня не будет. Можешь не верить, но во мне проснулось твёрдое желание следовать дорогой добра. Так что мне не понаслышке известно, как это трудно. Но тебе нужно избавиться от обузы, покончить с болью, которая незаметно разрушает тебя.

Дивны дела Господни. Примерно через неделю Питер услышал негромкий стук в дверь. Был поздний вечер, и недовольный священник, натянув старые спортивные штаны, пошёл открывать. Перед ним, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял Брайан.

- Пит, я очень мало времени уделяю жене и дочери, замкнулся в себе.

- Детектив первого класса, ты решил исповедоваться на пороге моего дома?

Усадив гостя на продавленный диван, священник, по обыкновению, стал вымерять шагами комнату.

- Брайан, продолжай.

Хрустнув костяшками пальцев, полицейский с усилием стал выдавливать слова.

- Для меня главное в жизни – работа. Я детектив, и кулаки у меня всегда были чугунными…

- Я весь внимание.

- Я убил человека.

- Ты лишил жизни хорошего человека?

- Нет, худшего подонка, наверное, не встретишь. Его звали Кевин Прайс, он изнасиловал десятерых детей и троих убил. Таких, как он, я ненавижу, и эта ненависть придаёт мне сил. Через два дня на железнодорожном мосту был обнаружен труп девочки. Ей было всего пять лет, столько же, сколько сейчас моей дочке. Пережив первый шок, я каким-то внутренним чутьём понял, что Прайс вернётся туда, чтобы ещё раз взглянуть на дело своих рук. И в толпе народа перед входом на мост я его заметил. Ублюдок был намного старше меня, и всё равно бы далеко не убежал, но я не мог унять ярость. Просто озверев, я не мог и не хотел останавливаться, и бил его снова и снова даже тогда, когда он уже перестал дышать. С той поры внутри меня, как раковая опухоль, распространяется безысходность. Я не в состоянии сдержать гнев, не могу спокойно разговаривать с женой и дочерью.

- Брайан, скажи, тот человек точно был виновен?

- Да. Он оставил свой ДНК на всех жертвах. Я старался убедить себя в том, что Кевин получил по заслугам. Допустим, это так, но тогда почему мысль об этом не даёт мне ни дня покоя?

- Даже если он заслужил подобную участь, ты тогда хотел не правосудия, а мести. Но месть всегда уничтожает мстителя. Во имя Господа Иисуса Христа, отпускаю твои грехи. Аминь.

...С тех пор прошло семь месяцев. Жена Брайана родила второго ребёнка - сына, которого, по настоянию отца, назвали Питером. Какой была дальнейшая судьба некогда крутого копа – никто не знает. Может быть, он дослужился до комиссара полиции, а может, ушёл со службы и купил маленький отель на берегу океана. Доподлинно известно одно: после описанных событий ему посчастливилось обрести ту малую долю покоя, которую все мы ищем, но лишь немногие её находят.